Я возвращался из командировки домой. Поезд тронулся, и я уже было обрадовался, что поеду один. Но дверь в купе отворилась и передо мной предстал мужчина лет шестидесяти в плаще и шляпе.
Дело в том, что я немного увлекаюсь физиогномикой, очень люблю анализировать внешность людей. Мне нравилось смотреть на человека со стороны, предугадывая род деятельности, социальный статус. Я решил, что передо мной человек с высшим техническим образованием, начальник. Строгий, педантичный, собранный. Восседает целый день в кожаном кресле и бумажки перебирает…
Тут мужчина снял плащ. На нем была рубашка с коротким рукавом. Я тут же обратил внимание на его довольно мощные бицепсы, которые никак не вязались с тем образом, что я успел набросать в уме. Такие бицепсы были у моего покойного деда — горнорабочего, который всю жизнь занимался тяжким физическим трудом.
— Меня зовут Андрей. Я — торговый представитель фармацевтической компании, представился я.
— Борис Васильевич, землекоп, — ответил мужчина.
Я обалдел! «Землекоп? Вы наверное шутите?» — удивился я.
— Вовсе нет. Я работаю на кладбище, рою могилы, — сообщил Борис Васильевич.
Вот тут я понял, что потерпел полное фиаско. Я ни черта не смыслю в физиогномике, и не умею «читать» людей. Он рассказал, что едет в гости к единственному сыну. Месяц назад у него родился внук. Борис Васильевич много рассказывал о покойной супруге, о годах службы в морфлоте. Мне же не терпелось узнать, почему копание могил он выбрал своим делом.
— И все же странная у вас профессия, Борис Васильевич. Я бы никогда не подумал, что вы на кладбище работаете.
— На кладбище мне посчастливилось устроиться в середине 90-х. Завод, на котором я работал, закрылся. В нашем городке с работой было трудно в лихолетье, а мне семью кормить надо было. Мне предложил мой армейский товарищ копать могилы. Я без раздумий согласился и вышел на работу. Я не выпивал, был пунктуален и работал на совесть, а потому меня ценили и хорошо платили. Думал сперва, что это временно. Но как-то вышло, что скоро 30 лет будет.
— Мне всегда казалось, что могилы копают пьяницы.
— Я спиртное в рот не беру. Некоторые мои коллеги могут выпить перед захоронением, чтобы заглушить страх. Ведь мертвые кричат, ругаются, плачут, — вздохнул попутчик. Особенно активны усопшие в воскресные вечера. Есть такие, что вопят во весь голос. Буквально вчера напарник по всему кладбищу носился, не мог понять, кто ребенка потерял. Два часа бегал, суетился, пока не догадался, что плач от надгробной плиты исходит. Он пригляделся, а там надпись — Никита Иванов 2002—2003 гг. И могилка заросшая вся. Так напарник прибрался, сорняки убрал, и вскоре плач стих. Младенцы одиночество хуже всех переносят.
— А вам самим доводилось кого-нибудь слышать мертвых? — спросил я.
— А как же! Много раз! Вот сегодня, женщина одна навзрыд плакала. Думаю, что никто не приходил навестить ее давно.
— И вам не было страшно? — поинтересовался я.
— В первый раз было. Есть у нас 101-й участок, где в общей могиле были захоронены 12 человек. Все они члены экипажа самолета, который потерпел крушение в 80-е. Вот там-то я впервые их услышал. Гляжу — стоит стюардесса и высокий мужчина в летной форме. Но как только они меня заметили, исчезли, а плач все равно продолжал доноситься. Сперва женский, а потом мужской.
Мне хотелось еще поговорить с попутчиком, но он заснул. «Надо бы к матери на кладбище съездить, — подумал я. — Давно у нее не был. А она ждет меня, наверное и плачет»
_80x60_0f7.jpeg)
